Истории дедушки Сережи: в поисках родины

истории дедушки Сережи

Многим ли из вас, дорогие земляки, приходилось менять фамилию? — Ну, женщинам-то почти всем, а некоторым и не раз.

А имя? — Это уже редкость, хотя случаи такие всё же известны многим.

Так вот, мне однажды довелось познакомиться с женщиной, которая сменила фамилию, имя, отчество, дату рождения и даже национальность.

Нет, это не шпионская история и не история болезни. Но сюжет ее столь удивителен, что придумать его далеко не всякому сочинителю под силу.

А прозвучала она на весь Советский Союз примерно полвека назад, когда благодаря всесоюзному радио, а точнее передаче «Найти человека», которую вела знаменитая детская поэтесса Агния Барто, нашли друг друга две сестры, потерявшиеся в конце войны. Одной в ту пору было шесть, а другой пять лет. По обычным каналам найти друг друга они не имели никаких шансов именно потому, что по анкетным данным ничего общего у них не было.

Но на этом чудеса не кончились. Вскоре сестры отыскали мать, а затем и отца. Большая семья, разбросанная лихолетьем войны, через двадцать с лишним лет вновь собралась вместе.

Однако прошедшие десятилетия прибавили к этой истории немало новых страниц, которые побуждают и рассказать, и осмыслить ее фактически заново.

Потери и обретения

Начнем с того, что отец этих девочек Рейнгольд Блох родился в августе 1911 года на Украине, там, где еще с екатерининских времен немцы-колонисты осваивали тучные украинские черноземы.

До 25 лет он жил с родителями, а потом перебрался в Донецк (тогда Сталино) и поступил работать на шахту. Там познакомился с Ириной Семеновной Мелащенко. Брака они не регистровали, но с 1937 года жили семьей. В 1938 году у них родилась дочь Белла, а в конце 1939-го – Алла.

В 1942 году, вскоре после прихода немцев, их вместе с многими другими семьями отправили в Германию. Белла помнит, что везли в товарных вагонах и что было очень холодно. В дороге она заболела. По приезде их поместили в одном из бараков лагеря перемещенных лиц Амальенгоф в городке Сольдау, округ Майденбург, Восточная Пруссия. Отец работал грузчиком на станции, затем водителем.

Впоследствии отыскался интересный документ, датированный 22 декабря 1944 года. В нем некий унтер-штурмфюрер СС сообщает в центральный иммиграционный пункт о том, что лагерная комиссия ходатайствует о признании законным свободного брака Рейнгольда Блох и Ирины Мелащенко, но решение о предоставлении этой семье немецкого гражданства предлагает отсрочить, ввиду того, что «иноязычная часть семьи не ассимилировалась в языковом отношении». В том же документе сообщается, что по результатам проверки на принадлежность к немецкой расе Рейнгольд Блох получил оценку II, а его иноязычные дети и жена – оценку IV.

С точки зрения нацистских ревнителей расовой чистоты немец, осквернивший себя браком со славянкой, становился неполноценным. Тем не менее насильственно разлучать его с семьей им в голову не пришло. Для чекистов, которые взялись проверять Рейнгольда Блоха примерно по тем же признакам, он, напротив, оказался достаточно полноценным немцем для того, чтобы отправить его на поселение в приуральскую тайгу. А тот факт, что они отобрали отца у двух маленьких девочек, которые на тот момент оставались и без матери тоже, их не занимал ни в какой мере. А мама девочек оказалась разлучена с ними из-за того, что перед приходом Красной армии ей пришло время рожать, и ее отправили в роддом города Лебо. Вернуться оттуда она не смогла. Да и родившийся в таких условиях мальчик отнимал у нее все силы, которых, впрочем, недостало. Примерно через месяц после рождения он умер.

Аллу и Беллу вместе с другими женщинами и детьми погрузили сначала на подводы, а потом в эшелон и отправили в родные места, на Украину. Малышки, естественно, плохо понимали, что с ними происходит. Через много лет они вспоминали какие-то подводы и долгий путь на них с ночевками в чужих избах, какую-то тетю Раю, которая потом исчезла. Младшую, Аллу взяла с собой Таисия Касилюченко. В ее семье она прожила несколько лет, а потом ее отдали в детский дом.

А шестилетняя Белла вышла из поезда на станции Бахмач Черниговской области. Там и провела она несколько дней, показавшихся ей бесконечно долгими. Ходила на рынок, просила милостыню. Ночевала на станции. Измучилась настолько, что порой не могла двигаться – ноги не держали. Однажды к ней подошла женщина в форме, спросила, как зовут и где ее родные. Услышав, что родных нет, спросила: «Хочешь, я буду твоей мамой?»

Так Алла попала в семью Марьи Викторовны Нощенко, которая во время войны потеряла дочь Виту. В память о ней она стала звать подобранную на вокзале девочку Витой, Викторией. Так это имя за ней и закрепилось. Трудное имя своего отца она, конечно, вспомнить не могла. Ей казалось, что мама называла отца Сашей или Шурой. Так и записали ее в новых документах Викторией Александровной. Кстати говоря, Алла, помнившая еще меньше, была записана в новой семье Егоровной.

В дальнейшем с Беллой получилось так же, как и с Аллой. Муж Марьи Викторовны долго лечился от полученной на фронте контузии. А ей приходилось содержать себя, сына Славу, мать и Виту. В деревне, где они жили, было очень голодно. Не выдержав, Марья Викторовна сдала Виту (Белла приняла новое имя, но старого не забывала) в детский дом города Ромны Сумской области.

Живучи детские обиды! Детдомовцы каким-то образом прознали, что она немка. Однажды на праздничной демонстрации, когда с трибуны раздался призыв «Да здравствуют советские дети!», шедшая рядом с Витой девочка Лида сказала ей: «Не радуйся, тебя это не касается!» Много лет спустя, встретив эту самую Лиду, Белла-Вита спросила ее: «Как ты могла такое сказать?». Та только плечами пожала: «Да я и не помню…»

Из детского дома ее выпустили в жизнь в 1955 году. Не очень-то она оказалась к ней готова. Работала продавщицей в сельпо, потом по комсомольской путевке на строительство канала. Позже освоила профессию сварщика и получила квалификацию монтажника-высотника. Это про них пели тогда: «А мы монтажники-высотники и с высоты вам шлем привет».

На этой-то совсем нелегкой и не совсем женской работе заработала она свой «горячий стаж»: семь с половиной лет. Здесь и замуж вышла. Прожили они с Николаем Романовичем Полищуком 25 лет. Трех детей нажили. А потом разошлись. Бывает такое, хоть и нечасто.

Но прежде этой потери прошла в ее жизни целая череда радостных обретений. Случились они, как уже говорилось, благодаря радиопередаче Агнии Барто «Найти человека». Звучала она по маяку каждое 13-е число. Послушала ее Виктория и послала письмо. (Потом эта история в письмах была опубликована в журнале «Знамя» за 1968 год.). Описала все, что помнила. И хотя многое в этих детских воспоминаниях перепуталось, главное – свое настоящее имя, имена сестры и матери – она назвала точно. Передачу, в ходе которой зачитывалось это письмо, услышал Иван Воробьев, муж Аллы. Рассказал жене. Та помнила только, что у нее была сестра Белла. Написала на радио, и Агния Барто прислала ей адрес Виктории. Оказалось, что сестры жили совсем рядом: от Днепропетровска до Днепродзержинска всего 45 минут езды на электричке.

Вместе с ними радовались все вокруг – и в Днепропетровске, и в Днепродзержинске. История о том, как две разлученные войной сестры нашли друг друга, казалась, да и была красивой сказкой с обязательным счастливым концом. Впрочем, у сказки оказалось и счастливое продолжение. Через несколько лет – и опять же благодаря Агнии Барто – сестры нашли свою мать. Случилось это так. Их двоюродная сестра Нина (о ее существовании сестры, естественно, и не догадывались) случайно прочитала эту историю в «Роман-газете», где она также была опубликована. Поскольку Нина жила в Москве, то она просто позвонила Агнии Барто, а та не только дала все адреса, но и нашла возможность командировать Нину для сбора всей родни. Мать Нины Ефросинья вместе со своей сестрой Ириной – матерью Аллы и Беллы – жили в Донецке.

Сестры приехали в Донецк, зная, что мама их нездорова, лежит в больнице после инфаркта. Боялись ее волновать. Попросили свою только что обретенную тетю Фросю пойти в больницу и как-нибудь осторожненько преподнести радостную весть. Но материнское сердце догадалось прежде всяких слов. Только взглянув на сестру, Ирина Семеновна все поняла: «Алла и Белка нашлись!»

Чем измерить, чья радость была больше? Наверное, все-таки материнская. Но и сестры-детдомовки, выросшие в тоскливом и бедном сиротстве и обретшие вдруг многочисленную родню, не могли прийти в себя от свалившегося на них счастья.

Правда, жизнь и тут оказалась не со всех сторон ровной. Отец их тоже был жив, но жил далеко от них, в Казахстане, куда сослали его в 1945-м. В новой семье у него было уже семеро детей, но когда узнал, что нашлись две его старшие дочери, по-настоящему обрадовался. Он уже и не верил, что они могли выжить в том лихолетьи.

Где родина?

Трудный это вопрос для тех, кого так потрепала жизнь, как семейство Блох. Сам Рейнгольд Эдуардович наверняка затруднялся с ответом на этот вопрос. Украина, в которой он родился, но в которую его не пускали? Германия, за одно прикосновение к которой ему и его близким переломали всю жизнь? Или, может, посчитать родиной сухую казахстанскую степь, к которой он притерпелся за неимением лучшего?

И все-таки он склонялся к Германии. Поднявшаяся из послевоенных руин, вновь разбогатевшая страна объявила, что готова принять к себе всех соплеменников, где бы они ни жили. В 70-е годы потянулись на историческую родину и российские немцы. Рейнгольд настроился уезжать. И все дети – и от первого брака, и от второго, решили так же. Но это было непросто. Самому Рейнгольду Эдуардовичу шел уже восьмой десяток. Здоровье было неважное. По этой причине выезд откладывался. А в январе 1988 года Рейнгольд Блох умирает.

Все семеро его детей от второго брака со своими детьми перебрались в Германию. И живут они теперь недалеко друг от друга под городом Штутгартом.

Старшим дочерям сделать то же оказалось куда сложнее: ведь по документам ничего немецкого у них не было. Самая старшая все-таки решилась.

Нетрудно представить, каково было Виктории Алексанровне Полищук добиться признания того, что она на самом деле Белла Рейнгольдовна Блох. На это понадобились годы. Только в ноябре 1997 года она получила новые документы, по которым все – от имени, отчества и фамилии и до даты рождения – оказались у нее совсем не те, с которыми она прожила более полувека.

К тому времени она уже жила в Твери.

В 2000 году Белла Рейнгольдовна обратилась в посольство Германии с просьбой о предоставлении гражданства. Немецкая бюрократическая машина оказалась не проворнее российской. Только 23 марта 2006 года пришел окончательный ответ. Отрицательный. Причина отказа – незнание языка.

Поверить в это было трудно: ведь ее сводные братья и сестры тоже не знали языка, когда переселялись в Германию. Но факт остается фактом. Германия так и осталась в ее жизни только лагерем для перемещенных лиц в городке Сольдау.

2000 г. Семья в Штутгарде

Таким образом, после многих мытарств, потерь, обретений и рухнувших надежд судьба определила бывшей Виктории Полищук, а ныне Белле Блох остаться тверитянкой. Что ж, такой финал хотя бы отчасти можно считать счастливым.