Тверь в лицах: актер ТЮЗа, заслуженный артист России Александр Романов

тверь в лицах / театр

Я закончил ленинградский институт театра музыки и кинематографии, учился на курсе у Игоря Петровича Владимирова. Он был тогда главным режиссёром Ленинградского театра им. Ленсовета, где блистали Алиса Фрейндлих, Михаил Боярский…

Сам я тверской, служил в армии под Ленинградом, и знакомые мне сказали, что Владимиров набирает курс. Поступал зимой, прямо в военной форме, а уже летом, уйдя в запас, проходил второй и третий туры…

Занятия по мастерству у нас были в театре Ленсовета, теория на Моховой, физкультура на Васильевском острове. Надо было мотаться по всему городу. И пока мы на Невском ждали троллейбуса, устраивали всякие розыгрыши. В советское время же был дефицит, и вот мы всем курсом «создавали» очередь в какую-нибудь подворотню. И выходили оттуда очень довольные. К нам пристраивались ленинградцы, гости города, очередь росла…

Вообще, шутки, розыгрыши, байки, оговорки на сцене – это часть актерской жизни. Как-то я играл Порфирия Петровича в «Преступлении и наказании» Достоевского. И вот сцена – последний приход Порфирия Петровича в дом Раскольникова. И там мой текст: 

-Уж, не вы ли, Родион Романович, старушку нашу Акулину Ивановну топором укокошили?

Я играю, дохожу до этого места и …забываю, как ее зовут. Возникает пауза, у партнера глаза расширяются, а я выдаю:

-Уж, не вы ли, Родион Романович, старушку нашу а…а… АРИНУ РОДИОНОВНУ топором укокошили?

И тут внутри появляется такой смех, такое сотрясение, что играть дальше уже невозможно…

Или вот однажды мы с ТЮЗом приехали на гастроли в Таллин, с детским спектаклем «Сказка о мертвой царевне…» Спектакль начинался с русской народной песни Весьегонского района, грустной такой. И была у нас актриса, Надя, она постоянно опаздывала. Начало спектакля, медленно открывается занавес, она вваливается на сцену, спотыкается и падает. Классически, так что весь подол, все многочисленные юбки на голове. Быстро вскакивает и встает к нам. Занавес открывается. Весь наш хор, 12 человек, стоит отвернувшись. Все сотрясаясь, плачут… Потом мы стали поворачиваться и петь грустную песню, обливаясь слезами…зрители не поняли, конечно, что от смеха… Невыносимо хочется смеяться именно тогда, когда нельзя!

Цех (реквизиторы) как-то над нами пошутили. Это когда я после института в мурманском театре работал. И играл Кощея Бессмертного, а Люба Блинова  — мамку Кощея. И там в спектакле была волшебная шкатулка, которая открывается, и из нее раздаются разные голоса. Монтировщики вырезали кукиш и положили в эту шкатулку. Я произношу свою реплику «Шулды, булды, закаулды…», шкатулка открывается, Люба к ней наклоняется…. Мне то не видно, а она буквально в нее упала лицом. Поднимает голову, смеется и остановиться не может. Она должна колдовство совершать, а вместо этого убегает за сцену – хохотать. Просмеялась, как-то собралась, выбежала на сцену, увидела эту шкатулку и… снова убежала.

В театре такое часто случается, то туфлю кому-то прибьют, то завязку… Есть исторические приколы. Например, как актриса, которая исполняла роль Екатерины в «Грозе» прыгала с обрыва топиться и должна была падать в оркестровую яму. Там стояли маты, батут. И этот батут перетянули, что ли. И она туда сиганула и …обратно вылетела! А из зала реплика:  «О как! Не принимает река Катеринушку!»

Вообще сначала я хотел стать археологом, а мама видела меня врачом… В детском саду я сыграл Зайчика, в школе прямо противоположную роль Волка, но актерская профессия казалась мне недосягаемой: внешность неподходящая… Потом я участвовал в самодеятельности, играл в Народном театре. Друзья поехали поступать в Москву, в театральное, а я струсил. Поступил в наше культпросветучилище. Потом армия, я набрался храбрости и решился… А если честно, до сих пор есть вопросы в голове: «Артист ли я?» Это мука мученическая, а не кокетство. Идет репетиция – радость творчества, импровизация – все здорово! Потом спектакль, а там лажа какая-то и начинаешь себя корить…

Я сейчас работаю со студентами училища им. Львова и до сих пор не знаю, на каком этапе становятся актерами. У меня учился парень, Илюша Быков, я его уже хотел убирать, полтора года прошло, а у него все не получается. И вдруг однажды случилось чудо – он как заиграл! Выиграл дельфийские игры по художественному слову. Это первый и пока единственный раз в Твери!  В роли то же самое, репетируешь, репетируешь, не получается и вдруг оп! – все пошло, поехало как надо!

Кто для меня авторитеты в мире театра? Их много. Из наших Владимиров, конечно, Алиса Фрейндлих, Товстоногов, Николай Константинович Симонов. Черкасов. Иннокентий Смоктуновский. Когда я учился в институте, МХАТ приехал на гастроли в ДК Ленсовета. Там огромная сцена и огромные ступени. На них студентов пускали бесплатно. Спектакль «Иванов» со Смоктуновским. Я сижу на первой ступеньке и идет эта знаменитая мизансцена, где он кружит, кружит по сцене, прежде чем застрелиться… И я чувствую, кто-то меня тянет за ногу. Я ногой так дернул, чтоб отстали, а в зале раздаются легкие смешки… Опять меня дергают, я брыкаюсь сильнее, мол «Отстаньте от меня!», а потом поворачиваюсь и с ужасом понимаю, что …я на сцене! Ползу к Смоктуновскому, а меня за ногу оттаскивают….

Из зарубежных актеров люблю Хопкинса, Де Ниро, Брэда Питта. Он же чеховскую школу в Голливуде заканчивал. Так что как бы тоже наш)

Мне нравится работать с режиссерами, которые дают актеру импровизировать. Если режиссер раздает железные указания «надо так и только так», то мне это неинтересно. Хорошо, что в спектакле «Пустота» режиссер Талгат Баталов давал мне возможность самому придумывать шутки, реплики…

Современный театр, увы, больше увлекается не постановочными, а зрелищными эффектами. Тем более, что техника позволяет…  

Вы спрашиваете про Тверь…Любимые места связаны с детством, там, где с мальчишками бегали, играли… Вагжановский переулок. Тех одноэтажных домов, где я вырос уже нет, а деревья стоят. Химоволоно. Набережная Волги. Стадион Юных Пионеров:  «Джамайка-а-а-а» заливается Робертино Лоретти, а мы кружим на коньках…

Фото с сайта ТЮЗа

Беседовала Анна Шапоренко