30 октября – День памяти жертв политических репрессий

30 октября / День памяти жертв политических репрессий

«КОГДА СУДЬБА ПО СЛЕДУ ШЛА ЗА НАМИ…»

И птицам с нами было по дороге,
И рыбы подымались по реке,
И небо развернулось пред глазами…
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.
Арсений Тарковский, «Последние свидания»

Читка пьесы – явление новое для книжной выставки-ярмарки «Тверской переплет». И не случайно в Славянском зале библиотеки имени А.М. Горького был аншлаг. О замысле этого необычного действа я знала давно от автора пьесы – журналистки Марины Шандаровой. И, конечно, оказалась в числе зрителей.
В библиотечном зале развернулась драма, участниками которой в сороковом году прошлого века стали артисты Калининского драматического театра и Театра юного зрителя.
И вот теперь, в двадцать первом веке, актеры того же, ставшего теперь Тверским театра – Тарас Кузьмин, Сергей Коноплев, Виктория Козлова, Евгения Голубева, а также Игорь Лебедев (ТЮЗ) и студент колледжа культуры Эдуард Костин — говорят о жестоких судьбах своих предшественников. Говорят непривычно откровенно, жестко, иногда на грани. А как же иначе, если основное действие пьесы происходит в зале военного трибунала?
(Авторское название пьесы «Строгие времена». В программе «Тверского переплета» это представление называлось «Стукачи».)

— Марина, тема — страшная тема – сталинских репрессий изложена в многочисленных публицистических и исторических трудах. Не могли остаться в стороне и кинематографисты, и театральные режиссеры. Но, в самом деле, думаю, — отпустить эта тема не может. Слишком больно прошлись те годы по судьбам наших людей. И каждая вновь открытая трагедия не может не будоражить сердце… Даже если эта трагедия не коснулась твоей семьи.

— Среди моих близких родственников нет репрессированных. Есть среди дальних — брат бабушки, кажется, сидел. Возможно, еще кто-то, но у нас, как во многих семьях, их имена никак не упоминались. Так что пьеса — не личная боль. Замысел родился в прошлом году, когда я посещала в Москве семинар писателя Николая Кононова «Как писать о прошлом», и мы много обсуждали разные практики погружения в далекое время. На занятия приходили очень преуспевшие в жанре non-fiction (без вымысла) авторы. Например, Мария Степанова, автор «Памяти памяти», лауреат премии «Большая книга» 2018 года; очень популярный в Европе Сергей Лебедев, написавший «Забвение памяти», «Гусь Фриц» и другие книги. Николай Кононов тогда писал роман «Восстание», действие которого частично происходит в Калинине до и после войны. Я даже предполагаю, что герой «Восстания» Сергей Соловьев мог видеть героя моей пьесы Константин Никанорова в театре или встречать его на Пролетарке, где жил, а Никаноров преподавал в училище и иногда выступал в Большом Пролетарском театре. Нана Гринштейн — драматург Театр.doc — приходила и разбирала наши замыслы. В то время она работала над пьесой «Милосердие», одна из героинь которой — медсестра Анна Жданова в годы Первой мировой войны была сестрой милосердия в госпитале в Твери. Спектакль идет в Театр.doc, он основан на дневниках Анны. Нана Гринштейн пригласила меня участвовать в фестивале «Погоня за реальностью». Весной я выступила на фестивале с читкой пьесы (читала, разумеется, не я, а настоящие артисты) и познакомилась с Иваном Корсуновским, актером и режиссером. Моя тема его увлекла, и мы решили сделать читку в Твери, с тверскими актерами. На мое приглашение-просьбу участвовать в неясном проекте отозвались все, кто не был занят в театре с утра до ночи ежедневно. Я нашим артистам невероятно благодарна.

— Итак, пьеса создана исключительно на документальных фактах или там все же есть авторские «вкрапления»?

— Docufiction — это художественный текст, написанный на документальном материале. В данном случае основа пьесы — архивно-следственное дело, заведенное в августе 1940 года на актера Калининского театра драмы Константина Никанорова. Я прочитала его несколько раз, раз от разу все внимательнее. Оно не вполне обыкновенное. Все свидетели по делу – актеры, а также художественный руководитель Калининского драмтеатра Сергей Виноградов. Они и на допросах актеры, играют свои роли. И на суде играют. Насколько искренне и что ими движет — мы с режиссером Иваном Корсуновским и пытались разгадать. Я увидела в деле весь спектр чувств — любовь открытая и тайная, дружба самая преданная, ревность, зависть, страх – его, увы, очень много. Но взять дело целиком и перенести в текст пьесы, разумеется, недопустимо. Поэтому мы уменьшили число действующих лиц, я дописала художественные «связки», и мы заглянули в будущее наших героев.

Художественный вымысел в пьесе присутствует, но он тоже взят не из головы. Например, совершенно документальная сцена диалога Никанорова и Гончаровой, когда они направляются в театральное училище на Пролетарке и между ними происходит примерно такой разговор. Гончарова: «Константин Александрович, давайте зайдем в магазин, мне надо купить кое-что». Никаноров: «Надежда Васильевна, да зачем же мы туда пойдем? Там ведь тоже советская власть!»
Гончарова пересказала следователю этот антисоветский разговор. Я дописала сцену: Никаноров вначале зовет коллегу посетить ларек «У депутата» на улице Каляева. Такой ларек действительно был когда-то. Название, разумеется, неофициальное. О ларьке мне рассказывал Дмитрий Петрович Званцев, сын мужа Гончаровой. Придумана сцена с певцом Козиным. В деле нет никаких указаний на посещение Никаноровым и Лещевым концерта знаменитого тогда певца, причем именно в день ареста Никанорова. Когда я писала пьесу, то внимательно читала «Пролетарскую правду» конца 1930-х, нашла информацию о концертах в Калинине Вадима Козина, очень популярного тогда артиста. Эти концерты проходили в дни, предшествовавшие аресту Никанорова. Я уверена, что калининские артисты не могли не посетить концерт Вадима Козина, а что Козин и Никаноров позже познакомились в Магадане, где оба отбывали наказания, так они никак не могли не встретиться, вращаясь в одном артистическом кругу.
Я старалась насыщать текст бытовыми подробностями. В начале 2000-х я разговаривала со старожилами Твери, когда писала будущую «Тверскую сагу». Теперь-то сожалею, что мало расспрашивала, но уже не вернешь, не узнаешь недостающее — большинство моих собеседников ушло из жизни.

— Пьеса открыла забытые страницы истории спустя столько лет – и для тверских зрителей, и даже для самих актеров, не так ли?

— К сожалению, они забыты. И Никаноров, и Виноградов, репрессированный вслед за своим любимым актером. А ведь Виноградов был яркий человек, возможно, наш Мейерхольд. Забыта Анечка Бронзова, юная актриса, пострадавшая за опоздание в театр. На нее даже уголовного дела нет, ее преследовали во внесудебном порядке. Всех этих людей будто бы и не было. Почему? Разве мы их стыдимся? В чем они виноваты перед нами? Травмы прошлого не изжиты, а значит, все происшедшее тогда может повториться в наше время.

— Читка пьесы в библиотеке шла примерно минут сорок. Но фактического материала, связанного с той далекой драмой, гораздо больше. Мне как зрителю хотелось бы видеть этот спектакль — в настоящем театре, на тверской земле, конечно же, с тверскими актерами, которые, на мой взгляд, блестяще справились со своими ролями. Их, что называется «пробило»…

— Мне тоже хотелось бы превратить читку в полноценный спектакль, хотелось бы, чтобы он шел в Твери, чтобы его играли тверские артисты и для тверских зрителей. На читке мы увидели, что наша работа тронула зрителей: слушали замечательно, хлопали, дарили цветы. Многие на обсуждение остались – оно продолжалось больше, чем читка. Материала много – арест Никанорова был только началом…Мы отправили пьесу в тверские театры. Обойти не могли: ведь наши герои играли в Театре драмы и в ТЮЗе. Ждем ответов!

С Мариной Шандаровой говорила Марина Кротова