Истории дедушки Сережи: художник и деньги

истории дедушки Сережи / тверь / художник

Всякий раз, идя Серебряной улицей, оборачиваюсь, проходя мимо известного дома художников. Вон из того окна показывал мне эту улицу Всеволод Солодов, говоря, что ему и этого вида достаточно для вдохновения – и ездить никуда не надо.

Веселый был человек Всеволод Сергеевич. И добрый. Купишь у него пейзажик, а он еще один, а то и два сразу за компанию подарит. А понастоящему веселые всегда добрые, потому что у них на сердце легко.

Как человек театральный (а Солодов 15 лет проработал художником в нашем драмтеатре), он любил рассказывать всякие байки про артистов и про самого себя. И так уж получалось, что самые забавные из них были про деньги.

Надо все-таки заметить, что в советские времена деньги значили не совсем то же, что теперь. Тогдашним богачам они жизнь сильно затрудняли, поскольку истратить их на что-либо существенное было трудно. Квартиру, машину так просто купить было нельзя, за границу не пускали. Даже хорошее пальто приобрести – и то проблема. Легче всего было деньги пропить, чем многие не без успеха и занимались.

Так вот художникам деньги порой доставались шальные. Это Солодов почувствовал еще в 13 лет, когда он приловчился расписывать настенные ковры на простынях заказчиков. Было это в 1943 году в Мурманске. Писал он и модных в ту пору лебедей и русалок. Прокормиться в ту голодную пору это ему помогло, но сверх того сумел он купить только пистолет. По счастью, он ему не пригодился.

Вообще-то по рождению Всеволод Сергеевич ржевский. Но прежде, чем довелось ему вернуться на тверскую землю, помотало его по разным местам. Художественное училище он закончил в Ярославле. И вот там на последнем курсе ему сказочно повезло. Пришел в училище генерал из Генштаба – заказывать какие-то особые плакаты, очень секретные, для обучения разведчиков. Сева взялся за работу и наклепал, как сам выразился, этих плакатов довольно много. Через месяц предложили явиться за гонораром. Подают ведомость, а в ней цифра, два ноля в которой кажутся художнику явно лишними. И он даже заикается об этом. Но оказалось, что платил Генштаб по расценкам худфонда, да еще с надбавкой за секретность. Вот и набежало.

На эти деньги Всеволод женился. Жену свою (первую) Солодов, можно сказать, увел у одного известного режиссера, невестой которого она считалась. Ее отец работал заместителем министра и отдавать дочь нищему студенту никак не хотел. Но пришлось.

Как-то все вдруг стало удаваться Всеволоду – даже то, о чем прежде и не думал. Жена-красавица, да еще «из высших сфер», деньги, престижная работа, успех – все это пришло на смену полунищему голодному существованию.

А потом, уже в Твери-Калинине пришли такие времена, когда он получал больше не только 1-го секретаря Калининского обкома КПСС, но и самого Н.С.Хрущева. Официальная зарплата последнего была 750 рублей, а Солодов зарабатывал до 900 (рядовой актер, заметим, получал 50-60 рублей). Оставив театр и занявшись собственно живописью, Солодов скоро стал довольно модным художником, картины которого охотно и за хорошие деньги продавались в Москве. И вот однажды в худфонде выдают ему столько денег, что они влезают только в большую сумку. И вот едет он с этой сумкой в метро (почему не на такси? – спрашиваю, а Солодов смеется: «В голову не пришло»). Там – давка, ручка у сумки оторвалась, и ремешок на босоножке художника – тоже. А он и не знает, то ли босоножку ловить, то ли сумку уплывающую. Потом сумка все-таки вернулась. Он ее в охапку – и на электричку в Калинин.

Деньги эти он, кстати, так и не сумел истратить. Пролежали они на сберкнижке, пока не пропали в начале 90-х. А после – ни тебе генеральских заказов, ни худфонда – живи, как знаешь. Но в устах художника рассказ об этих пропавших деньгах не трагедией выглядел, а веселым анекдотом. Да и в жизни его от этой пропажи не многое изменилось. Как он был трудоголиком, так и остался. Помню, как он, уже на пороге 80-летия, говорил: «У меня тут заболело что-то, так я к палитре подхожу, поработаю – и хорошо».

Так что он и при капитализме не бедствовал.

Последнюю картину я приобрел у него месяца за два до его смерти. И был он так же, как всегда, весел и бодр. Только по-младенчески розоватое лицо художника говорило о проблемах с давлением.

Счастливые все-таки люди – художники…