Истории дедушки Сережи: красная мука тверского помола

истории дедушки Сережи

Давно занимал меня вопрос: почему один из главных радетелей тверской истории носит такую явно не местную фамилию: Ротермель? С немецкого она переводится бук­вально как «красная мука», что куда ближе к ремесленным цехам средневековой Германии, чем к нашей тверской старине.

В поисках ответа напросился к Борису Николаевичу в гости. К тому же интересно было посмотреть, как живет председатель городского клуба краеведов.

Впрочем, дорогого антиквариата, как и обилия раритетных изданий в квартире не обнаружилось. Обстановка более, чем скромная. ненароком выяснилось, что раньше Ротермели владели трехкомнатной квартирой. Но когда остались в ней вдвоем и на пенсии, показалась она великоватой. Дали объявление: «Меняем трехкомнатную квартиру на двухкомнатную». Предложений, конечно, было масса. Хотя жилье считалось государственным, доплата при обмене меньшей квартиры на большую считалась делом вполне естественным. Предлагали ее и Ротермелям. Борис Николаевич от всех предложений отказывался. А когда стали уж слишком наседать, взял да и подал заявление в горисполком: «Прошу принять от меня трехкомнатную квартиру, выделив взамен двухкомнатную». Узнавшие об этом поступке называли его в лучшем случае чудаком. Однако, познакомившись с Борисом Николаевичем чуть поближе, убедился в том, что его бескорыстие было абсолютно естественным и лишенным какой-либо позы. Были еще тогда такие люди…

Показал он мне свои архивные записи, весьма похожие на замысловатые таблицы: шифры просмотренных дел, рассортированные по темам. Ими заполнены восемь пухлых общих тетрадей! Титанический труд, конечно, абсолютно бесплатный, потребовавший сотен, если не тысяч полновесных рабочих дней. А еще и многочисленные тщательно оформленные фотоальбомы с изображениями всех исторических зданий и памятников Твери, снабженными точными комментариями.

Были среди них и фотографии весьма скромного двухэтажного дома 19/63 по улице Володарского, бывшей Скорбященской. История его весьма интересна. В 1888 году он был куплен Тверской городской думой у некоей госпожи Лебедевой для устройства в нем 4-х классного училища, которое в честь тверского губернатора Афанасия Сомова, правившего губернией к тому времени ровно 20 лет, было названо «Сомовским». Через 10 лет к нему был пристроен одноэтажный флигель, в котором расположилось двухклассное училище для девочек. А в 1927 году Николай Ротермель, рабочий кожзавода «Красный Октябрь», и его жена Анастасия получили здесь комнату в 17 квадратных метров, образовавшуюся при разделении пополам бывшего класса. В этой комнате и прошла добрая половина жизни их сына Бориса.

В Тверь Ротермели приехали из Саратовской губернии. Там, в городке под названием Елань, их предки поселились, видимо, еще в  XVIII веке, когда Екатерина Великая активно приглашала своих соплеменников осваивать малозаселенное Поволжье В 1921 году в Поволжье разразился страшный голод, спасаясь от которого многие Ротермели разъехались по стране. Старший из них, Иван, в бурном 1917 году стал большевиком, а в 1922 году был послан в Тверь организовывать здесь стекольную промышленность. Вскоре к нему приехал вместе с женой один из младших братьев – Николай, которому было в ту пору 24 года. К тому времени он успел послужить и в царской армии, и в Красной.

Борис учился сначала в школе на площади Ленина. А с 1935 года – в только что построенной новой школе напротив Скорбященской церкви. Учебный год в 1941 году начался 1 октября – одновременно с бомбежками города. 12 октября, в воскресенье, Борис, по совету родных, отправился в деревню к знакомым. Весь город, казалось, был засыпан битым стеклом. У Московской заставы (нынешней площади Гагарина) удалось сесть на попутку. Через несколько километров высадились, чтобы перебраться на другой берег Волги. Оглянулся назад и увидел красное зарево над покинутым городом. Сердце сжалось. По дороге к реке над ним и попутчиками – женщиной с двумя детьми – пролетели два «мессера». Вдруг один из них развернулся и зашел на второй круг. Борис успел спрятаться за стожок – пулеметная очередь прошла мимо. Николай Федорович Ротермель погиб в августе 1942 года в бою за деревню Новый Грынь Калужской области. В конце апреля им все-таки удалось вырваться в Калинин. После мучительного более чем месячного пути сюда обратный путь, занявший два дня, показался сказочно легким. Но приехали чуть живыми. У дома их встретила собака Альма. Исхудавшая, поседевшая, но каким-то чудом выжившая. Сначала, не признав, залаяла, а когда разобрала, зашлась таким радостным визгом, какого Борис в жизни больше не слышал.

Сразу по возвращении Борис пошел учиться в индустриальный техникум. В том же 1943 году всем им – мальчишкам 1926 года рождения – подошел срок призыва в армию. Но одновременно был издан сталинский указ: студентов, начиная со второго курса, а учащихся техникумов, начиная с третьего, в армию не брать: кто-то ведь должен восстанавливать страну после войны.

9 мая 1945 года весь город, казалось, был на улице. Плясали, пели, целовались. В горсаду раздавалась беспорядочная стрельба – стреляли все, у кого было оружие. Большинство стрелявших было пьяно, и чудо, что никого не подстрелили. Поехали в Москву, но там оказалось, что вступительные экзамены везде уже начались – но только не в торфяном институте. Туда, на механический факультет, и поступил Борис Ротермель. Думал поначалу перевестись в более известный вуз – но не получилось. И сожалений по этому поводу давно никаких не осталось. Там, в институте, нашел свою судьбу во всех смыслах. И специальность на всю жизнь получил, и жену Ларису там же нашел. «Это мой город, — говорил Борис Николаевич. – Я здесь каждый дом знаю, и каждый угол, и даже камень. И сколько я ни ездил по свету, лучше города не видел». Историей своего города Ротермель интересовался всегда, а выйдя на пенсию, решил изучить ее всерьез. Таким уж он был человеком, Ротермель – Красная Мука. Очень, надо отметить, качественного тверского помола.

И умер Борис Николаевич, как и жил – прямо за рабочим столом, редактируя очередной краеведческий альманах. Через месяц ему должно было исполниться 86.

Теперь о самом преданном Твери человеке напоминает памятная доска в фойе городской библиотеки имени Герцена.