Истории дедушки Серёжи: Танцор

истории дедушки Сережи

К Григорию Яковлевичу Бурчу я пришел в самом начале 90-х, чтобы расспросить его о годах, проведенных в сталинских лагерях. Тут же выяснилось, что мы пересекались с ним дважды. В середине 70-х, прибегая окунуться на берег Тверцы, я приметил бронозовотелого человека весьма пожилого возраста, который в холодные осенние дни подолгу плавал и нырял, вызывая мое благоговейное изумление. Но в лицо старика я особенно не вглядывался — иначе я бы узнал заведующего танцплощадкой, к которому еще пятью годами раньше я, журналист-стажер, обращался, когда получил задание написать репортаж с этой самой танцплощадки.

И вот теперь, соединив те две встречи с рассказом о первых тридцати пяти годах жизни Григория Яковлевича, я понял, сколь редкого и судьбой, и талантами, и характером человека довелось мне узнать.

Его история, конечно, не для газетного столбца. Тут книгу надо писать — о наивном и прекраснодушном юноше-студенте, чья жизнь была изначально сломана злым наветом, отсидевшим полную «десятку», и успевшем попасть еще и на войну с Японией. Та война, правда, оказалась короткой. После нее его демобилизовали — вернее, комиссовали по здоровью, поскольку оказалось, что, работая на строительстве железной дороги, он получил травму, приведшую к серьезной болезни позвоночника. В сущности, он стал калекой, не имеющим никаких прав на пенсию, да, похоже, и на жизнь.

Как тут было не сломаться, не впасть в отчаяние, не погибнуть, в конце концов, от голода и болезни? А он взял да и увлекся… танцами. Такая, видно, в нем была жизненная сила. Оказалось, что танцы не только давали необходимую гимнастику его искалеченному телу, но и врачевали душу, и, что самое удивительное, давали какую-то возможность существовать. Ведь в жестокие времена именно такое легкомысленное и светлое занятие как танцы оказывается особенно привлекательным для людей. Конечно, стать профессиональным танцором он уже опоздал. Но освоить это искусство настолько, чтобы обучать других несложным па, совершаемым для собственного удовольствия, он смог в совершенстве. Так, танцуя, бывший зэк, землекоп и солдат перенес все — и кромешную бедность, и болезни, и даже старость. Но в конце концов отступившая поначалу хворь взяла реванш — и согнула танцора ровно пополам, так что разогнуться он уже не смог. Но и в последние годы жизни дух его оставался несломленным — чему был я так и не уставшим изумляться свидетелем…

Чем же соединить эти три столь разные судьбы — никак, разумеется, не претендующие на полный портрет поколения, но добавляющие к нему какие-то важные, на мой взгляд, черточки? Конечно, в каждой из них есть своя доля мученичества и героизма — без них не обходилась ни одна судьба. И несправедливости хватило всем по самые ноздри. Но была в этом поколении трудно постигаемая нами жизненная сила, которой так не хватает сегодня нашей хиреющей в узах демографических и иных проблем стране. И как же важно хоть в памяти сохранить черты этого уходящего поколения, которые мы просто обязаны передать потомкам. Иначе человечность — как сила духа и сила любви к человеку — могут навсегда исчезнуть из нашего мира.