Истории дедушки Сережи: отшельник

истории дедушки Сережи

Ему было за 70, когда мы познакомились. В Твери у него была квартира со всеми удобствами, но к тому времени он уже двадцать с лишним лет жил один в опустевшей деревне. Каждый день он вставал чуть свет, топил печь, кормил и доил коз и потом работал не покладая рук до самого вечера.

Откуда берутся такие люди и что движет ими? Давно задаюсь этим вопросом, потому что встречал их в нашей тверской глубинке далеко не единожды. Потому и напросился я однажды в гости к Александру Анатольевичу Линину.

Но прежде расскажу немного о его родословии.

Единоличники

Его прадед крещен был библейским именем Авраам, по-деревенски звался Абрамом и приехал в село Филистово бывшего Осташковского уезда, а ныне Селижаровского рай-она, как гласит семейное предание, откуда-то из-под Питера. Был он крепостным или вольным, этого никто теперь сказать не может. Но выглядел он, должно быть, не так, как местные. О том свидетельствует и фамилия, а скорее, прозвище, под которым до самой революции жили здесь его потомки – Франтовы. Это уж потом они стали писаться Линиными. И корень их на тверской земле оказался крепким.

Панфил Абрамович с женой Салмонидой (Солохой по-местному) имели то ли десять, то ли двенадцать детей. Человек он был весьма уважаемый. Много лет избирался волостным старшиной. И хозяйство имел такое, чтобы всех детей обеспечить: до 20 коров, 12 лошадей, ну и покосы, и пашня, конечно. Но главной привязанностью Панфила Абрамовича был лес. Накупил он этого леса более ста десятин, и не только ради наживы, но и для души. Подойдет, бывало, к опушке леса, обнимет крайнюю сосну и начинает с ней разговаривать: «Ох, матушка, какая ты выросла! А красавица-то какая!» Говорят, растения тоже чувствуют, кто как к ним относится. Так что и лес должен был любить Панфила.

Передал он любовь к лесу и самому младшему своему сыну Анатолию, родившемуся в 1895 году. Тот, как и другие сыновья, женившись, получил от отца и лошадь, и корову, и дом выстроенный. До того Анатолий прошел службу в царской армии, провоевав два года рядовым 41-го Сибирского полка, еще два года отслужил в Красной Армии, в Осташкове. Хозяйство прирастил быстро: числилось за ним 30 га земли, 3 лошади, 6 коров, да еще мел-кий скот. И леса своего 25 га было, пока не национализировали его.

В ту пору в Филистове уже шесть семей Лининых жило. Как пришло время коллективизации, все в колхоз пошли, а Анатолий один уперся. С большей частью скота все равно пришлось расстаться, но за остатки своего хозяйства он держался, пока не наступил недоброй памяти 1937 год. В том году жена Александра Петровна родила пятого сына – Александра. С дочерью Клавдией всех детей стало уже шестеро. И тогда же Анатолия Панфиловича судили за то, что не посеял вовремя клин овса, определенный ему по «твердому заданию», – был такой налог на единоличников, который власть набавляла до тех пор, пока было что взять. Наказанием назначили 9 месяцев так называемых принудительных работ. Но не успел Линин отбыть их, как в январе 1938 года его арестовали. При обыске из всех сокровищ у «кулака» обнаружили только залоговую квитанцию Государственного займа на 150 рублей. Хозяйство было уже разорено, семья жила впроголодь, как и все тогда. Но нашлись завистники, донесли про антисоветские, а главное, антиколхозные разговоры, которые вел Анатолий.

Возможно, и в самом деле вел. В селе хорошо помнили, каким авторитетом пользовался его отец Панфил Абрамович. Да и Анатолий Панфилович был человеком заметным. Более всего славился как отличный баянист. Играл на всех свадьбах, на всех праздниках. И так играл, что, если веселую грянет, все пляшут, а если грустную заведет, у всех слезы на глазах. Образования у него было два класса сельской школы, но умом и рассудительностью Бог его не обидел. И в колхоз он идти не хотел – это факт.

Замечательную справку дал на Анатолия Линина сельсовет: «Настроен против советской власти и колхозов, говоря, что «колхозы – это гроб для крестьянина, зря туда люди шли, только мучаются». Что и удостоверяет Сухошинский сельсовет». Энкавэдэшники не заметили проговорку председателя сельсовета, а то бы и ему несдобровать.

22 марта 1938 года тройка УНКВД по Калининской области приговорила А.П. Линина к 10 годам лагерей. 30 июня 1942 года, на пятом году срока, согласно справке Ухтинского горотдела КГБ от 23 ноября 1989 года, он умер от хронической дизентерии.

Как должно было выживать после ареста кормильца многочисленное семейство Лининых, никого не интересовало. Александру, когда отца арестовали, всего восемь месяцев было…

Чеховский герой

Выйдя из попутки посреди деревни Тимошкино, в которой жил Александр Анатольевич, я поначалу задумался. Деревня немаленькая, несколько десятков домов. Поди определи, который его. Но огляделся вокруг – все избы серые, на спящих галок похожие, а одна хоть и серая, но фронтон красной краской выкрашен, и на нем что-то вроде балкончика из кроватных спинок сооружено. «Здесь», – решил я. И не ошибся.

За неделю до того Линин обратился ко мне со странной просьбой: добыть ему адрес бывшего олигарха Стерлигова. Того самого «владельца заводов, газет, пароходов», который бросил все свое богатство и поселился на хуторе где-то в самой глухомани – то ли сибирской, то ли уральской – и занялся крестьянским трудом. Очень хотел Александр Анатольевич поделиться с ним опытом ведения одиночного хозяйства и даже какую-то посылку ему отправить. Поскольку никаких личных связей с олигархами, хотя бы и раскаявшимися, у меня не было и нет, помочь ему в этом я не смог, но в гости напросился.

Первым встретил меня у дома дружелюбным лаем огромный пес Эрос, странным образом названный в честь греческого бога любви.

Следующее явление в доме Линина – кошки. Их я насчитал пять штук. Двух он при-знает своими, остальные просто сбежались из брошенных домов. Но свою порцию молока и каши получают все.

Дом в Тимошкине Линин купил в 1987 году – сразу, как на пенсию вышел. Поскольку у него и «вредного» стажа, и северного, и морского было хоть отбавляй, право на пенсию получил в 50 лет. И решил с этого момента жить, как всегда мечтал. Оформил крестьянское хозяйство. Завел коз. Вспоминает, как в первую зиму они неожиданно объягнились, и пришлось как-то выкручиваться с кормами, которые были заготовлены впритык. Да и вообще проблем было много. Воды, например, поблизости не было. Пробурил вручную 10-метровую скважину, поставил насос.

В ту пору на этих землях еще существовал совхоз «Красная звезда». Потом начался всеобщий дележ. Местные жители полученный скот распродали и разъехались. Остались доживать только те, кто постарше. Позже деревня почти совсем опустела, оживает только летом. А Линин в марте 1992 года оформил в собственность 7 гектаров земли. Да какой – сплошные неудобья: мелкий лес, кустарник. Позвал бульдозеристов – благо дорожники неподалеку работали. Они расчистили гектара три. На них посадил сосновый лес.

Сюда и пришли мы в первую очередь. Красиво, конечно. Торчат из-под чуть подтаявшего снега крошечные сосенки. Одни получше принялись, другие похуже. Но представить, какой бор встанет здесь лет через 50–70, нетрудно. Хозяин толкует то о том, сколько на мировом рынке кубометр деловой древесины стоит, то о том, какая здесь красота будет – и лес, и грибы, и рыбалка (он и пруд уже в своем лесу выкопал, и даже карасей пустил, только дачники их в первое же лето всех и выловили). А я никак в толк не возьму: сколько же он жить собирается, чтобы в том лесу погулять успеть? Линин на мои вопросы удивляется, и я вдруг слышу в его словах интонации чеховского доктора Астрова. Помните: «Когда я слышу, как шумит мой молодой лес, посаженный моими руками, я сознаю, что климат немножко и в моей власти и что если через тысячу лет человек будет счастлив, то в этом немножко буду виноват и я…» На тысячу лет Линин, правда, не замахивался, но что если леса не сажать, то за «подышать» скоро будут деньги брать, предсказывал.

Наш разговор продолжился дома. Я расспрашиваю Александра Анатольевича, каким образом сложилась его жизнь так, что оказался он здесь один, с козами, кошками и собакой, и как он сам к этой жизни относится. Рассказ вышел долгий.

В школе в соседнем Сухошине он только до 6-го класса доучился. Мать послала его на учетчика учиться. Так и начал он работать с малых лет. И учетчиком, и заправщиком. Потом с рейкой в топографическом отряде бегал.

А в 1956 году призвали его в армию и направили учиться в эстонский город Палдиес, где находился тогда атомный центр ВМФ. За полгода выучился на машиниста-турбиниста, заодно освоил и водолазное дело. Потом служил на большом сторожевом корабле. Вахта длилась по 18–20 часов. Однажды в шторм пришлось идти на спасение терпящей бедствие парусной яхты «Меридиан». И после одной 20-часовой вахты почти сразу же вставать на другую такую же. В общей сложности почти 48 часов штормовой вахты. Об этом тогда и во флотской газете писали. А в 1958 году его неожиданно досрочно демобилизовали (во флоте тогда четыре года служили). Линин предполагает, что ту газету с благодарностью от командования послали, как тогда было принято, на родину. А оттуда ответили, что ваш герой – социально чуждый элемент, сын кулака. Вот и решили от него избавиться на всякий случай.

Паспорта ему после демобилизации поначалу не выдали. Для тех, кто не знает: получить паспорт тогда значило вырваться из крепостной зависимости, на которую было обречено тогда все колхозное крестьянство. Приехал в Филистово. До осени проработал в колхозе, потом все-таки с боем добился паспорта и подался на Белое море.

Так начались, вернее, продолжились его скитания. Кем он только не работал! Поначалу плавал – сначала на буксире, потом на танкере. Жил в Клайпеде, у сестры Клавы, и в Риге. На сухогрузе «Советская Арктика» довелось и в загранплавание ходить. Был и шахтером под Тулой, и строителем, и в геологоразведке побывал. Работал и в Твери – на ТЭЦ-1 и на «Пролетарке». В Карелии работал на лесосплаве, потом механиком в зверосовхозе. Зарплата там по тем временам огромная была – 3 тысячи в месяц. Но он все равно долго там не проработал. По семейным причинам.

Семьей обзавелся рано. В 1960 году первая дочка родилась, через год – вторая. Мать приехала в Карелию внучек нянчить, а ему пришлось в Филистово ехать – там ураганом крышу у дома снесло. Семейная жизнь, однако, не сложилась. С хорошо оплачиваемой работы надо было уходить и вновь в скитания пускаться. Зарабатывал он всегда прилично и алименты на дочерей посылал исправно. А потом письма от директора школы-интерната получал, что мать за дочерей плату не вносит. В общем, выросли дочери без него. Младшая, Валерия, живет и работает в Финляндии. Старшая, Александра, – в Москве. У нее дети – сын и дочь, уже взрослые. У сына свой сын, правнук Александра Анатольевича. Но в Тимошкино никто из них не ездит…

Дольше всего – 17 лет – Александр Линин проработал на тверском комбинате «Химволокно». В Твери он обосновался в 1971 году. А после выхода на пенсию приезжал сюда разве что на несколько часов.

Вот ведь как получилось: то сил не жалел на то, чтобы из деревни вырваться, а после, когда, кажется, сама жизнь его из деревни выталкивала, он уперся и все сделал, чтобы в ней до конца жизни остаться.

Рядом с Тимошкином сохранились остатки усадебного парка, принадлежавшего когда-то помещику Патону, деду знаменитого ученого – мостостроителя и сварщика. К этому парку Линин относился с особенным уважением. Оставил все-таки человек о себе память! Что из того, что от дома барского и следа не осталось. А липы могучие стоят стройным рядом и словно бы говорят: «Нет, не проходит бесследно жизнь человеческая. И смысл в ней есть. Что бы там ни говорили безверные скептики».