Истории дедушки Сережи: историк

Накануне открытия нового этапа в жизни Тверского Императорского дворца хочется вспомнить о человеке, для которого он целых 16 лет (с 1967 по 1983)  был, можно сказать, родным домом. Израиль Моисеевич Бружеставицкий, возглавлявший Тверской (в те годы Калининский) областной объединенный музей – личность во многих отношениях необыкновенная. Бог не обидел его ни умом, ни талантами, ни характером. Под стать характеру и его судьба – редкостная до фантастичности. Некоторые эпизоды этой бурной жизни излагаю по его неопубликованным воспоминаниям и по рассказам его жены и коллеги Натальи Степановны Кононовой.

Оракул из Мелитополя

Израиль Моисеевич родился 20 июля 1922 года в городе Мелитополе бывшей Таврической губернии. Судьба его родителей – тяжкий труд с младых лет, постоянная борьба за выживание, — оставляла немного места для интеллектуальных занятий. Его отец Моисей Аронович с 14 лет работал вальцовщиком на мельнице. Мать Мария Израилевна с 11 лет работала швеей. С 1931 по 1933 год Бружеставицкие жили в селе Акимовка, где Моисей Аронович заведовал промартелью «Червоный партизан».

В 1939 году, с отличием окончив среднюю школу, Изя Бружеставицкий был без экзаменов принят в ИФЛИ. Этот необычный вуз, просуществовавший всего несколько лет, славился как высочайшим уровнем преподавания, так и своими студентами. Там учился, например, Александр Солженицын, с которым Бружеставицкому, впрочем, не пришлось познакомиться. А вот с будущим известным поэтом Юрием Левитанским ему довелось жить в одной комнате. Частым гостем у них были Семен Гудзенко, Василий Росляков. Совместные с Литинститутом поэтические вечера, на которых вместе с ифлийскими поэтами выступали Павел Коган, Михаил Кульчицкий запомнились накаленной атмосферой творчества, яркого и бурного переживания времени, главные бури которого предощущались многими. Вот и Бружеставицкий получил прозвище «Аракиль» (оракул) за то, что в мае 1941 года предсказал не только войну с Германией, но и казавшийся немыслимым союз с Англией и США. Преподаватель, на семинаре которого это произошло, был весьма недоволен. От неприятностей Бружеставицкого «спасла» война, которая все-таки наступила. Но цену этой войны не предвидел никто.

Выживший по недосмотру

9 августа 1941 года он стал курсантом 1-го Московского запасного полка, в котором готовили младших командиров полевых радиотелеграфных станций. Собственно, военная специальность радиотелеграфиста была им получена еще в ОСОВИАХИМе, из чего можно сделать вывод, что он не только предвидел войну, но и готовился к ней. До весны 1942 года Бружеставицкому довелось служить при штабе. В марте он стал замполитом роты, что соответствовало званию старшины. А летом их 147 стрелковая дивизия, входящая в состав 62-й армии, заняла оборону на правом берегу Дона, где ей пришлось сдерживать наступление немецкой 6-й армии под командованием Паулюса. 17 июля, можно сказать, в самый день начала Сталинградской битвы, у железнодорожного моста через Дон их колонну обогнали несколько легковых автомобилей, в одном из которых наблюдательный историк разглядел Хрущева и маршала Тимошенко. Те, кого принято считать творцами истории, проехали мимо, а подлинные ее творцы через три недели оказались в окружении.

Ранним утром 11 августа его вместе с четырьмя товарищами захватили в плен, можно сказать, непроснувшимися. Бружеставицкому, замполиту и еврею с легко распознаваемой внешностью, грозил немедленный расстрел. Но и хваленый немецкий порядок в условиях тяжелых наступательных боев и при невероятно большом количестве пленных способен давать сбои. Отличительных знаков политсостава на нем не было – ими просто не успели снабдить. Документы он успел уничтожить. Оставалась внешность и тот факт, что многие пленные его знали и могли выдать. Но… не выдали. Хотя немецкие прислужники из их числа, вооруженные дубинками, появились на удивление быстро. Правда, несколько дней спустя после очередного немецкого вопроса о «евреях и комиссарах» подошел к нему один знавший его пленный:  «Ты что же, жид, не вышел, комиссар хреновый?». Тут бы и конец пришел Изе. Но надо ж такому случиться: на следующее утро немцы стали выкликать казаков, и, недолго думая, вся их пятерка вместе попавших в плен сослуживцев вышла вперед. В казачьей внешности немцы тоже не шибко разбирались. Вот и назвал себя Бружествицкий Бружей (так сокращенно звали его в части) Леонидом Петровичем, сыном татарки и кубанского казака из Темрюка (вспомнил кстати соседа по студенческому общежитию, который был как раз оттуда). «Казаков» (настоящих среди них было совсем немного) отделили от остальных и стали усиленно зазывать вступить в «добровольческие» части. Но желающих оказалось крайне мало.

Можно ли было назвать жизнью эти без малого три года плена, когда приходилось ежедневно и ежечасно ожидать разоблачения, случайной пули охранника, смерти от голода и непосильного, порой издевательски бессмысленного труда? Вряд ли будущий историк задавался этим вопросом, отчаянно цепляясь за жизнь в силу неукротимой молодости. Он и от тифа умирал, и в бреду выдал себя полностью, но русский доктор Клименко не только от болезни, но и от него самого спас, не выдал.

В мае 1943 года, уже находясь в Германии, он бежал вместе с двумя товарищами, воспользовавшись оплошностью охраны. Безумная эта затея завершилась поимкой, жестокими избиениями и штрафным лагерем. Но и там он выжил.

Освобождение пришло в самый день окончания войны – 8 мая 1945 года. Еще девять дней их самостоятельно организовавшаяся колонна из двухсот примерно человек двигалась из Саксонии на восток пешим строем. Именно его, Бружа, товарищи избрали командиром колонны. Под Ротенбургом их, наконец, остановили и стали проверять. И снова Бружеставицкому повезло: допрашивавший его капитан предупредил о грозящих ему опасностях. Везение продолжалось и дальше: большую часть их колонны из-за сильной убыли в частях тут же призвали в армию, в то время как других пленных зачастую отправляли в собственные лагеря. И снова, как в августе 41-го, Бружеставицкий стал рядовым красноармейцем. Тогда-то, уже в Венгрии, где стояла их часть, был сделан его единственный военный снимок. Как признается в воспоминаниях Израиль Моисеевич, настоящее на этом снимке только он сам. Все остальное: гимнастерка с ефрейторскими лычками и гвардейским значком, фуражка и хромовые сапоги, — взято взаймы.

 Три Светланы

На истфаке МГУ, где он восстановился из-за тех недосданных в 1941-м экзаменов опять на втором курсе, довольно скоро, как и по всей стране, началась «борьба с космополитизмом», под которой легко усматривалась откровенно антисемитская кампания.

Весьма любопытная подробность: с ним вместе учились три Светланы, три дочери знаменитых отцов: Сталина, Молотова и Бухарина. Первая из них была неплохой студенткой и нисколько не заносилась от того, что у нее «такой» отец. Однажды она пригласила сокурсников на свой день рождения, сказав, что никого чужих не будет, «только папа и Климент Ефремович». Но «партбюро», посовещавшись, не рекомендовало принять приглашение. Позже, когда Светлана Иосифовна защищала дипломную работу, запомнилась лакейская угодливость профессоров, неумеренно превозносящих довольно среднее, хотя и неплохое исследование сталинской дочери.

Надо сказать, что к Светлане Молотовой, которая отреклась от своей репрессированной матери, относились гораздо хуже, чем к Светлане Сталиной. А Светлану Гурвич (дочь Бухарина) – очень способную, талантливую студентку, по вздорному поводу исключенную «за прогулы», откровенно жалели.

«Христос воскрес, а с ним все евреи»

Эту фразу Израиль Моисеевич услышал от своей однокурсницы на Пасху 1953 года, когда стало известно о прекращении знаменитого «дела врачей». Тогда казалось, что с антисемитизмом в стране покончено. Увы, жизнь доказывала обратное.

В начале 50-х Бружеставицкий отказался от должности лектора, потому что не в силах был скрывать, как сам признавался, свою ненависть к сталинизму. Но марксистом, и более того, убежденным коммунистом он считал себя всю жизнь. Правда, в партию его долго не принимали под разными предлогами. Только в 1966 году, за несколько месяцев до назначения на должность директора областного музея, он стал полноправным членом КПСС.

Многотрудная жизнь чиновника управления культуры, а потом директора музея – это отдельная история, к тому же описанная самим Израилем Моисеевичем такими яркими красками, что пересказывать ее я не решусь. Будем надеяться, что его книга когда-нибудь будет издана.

Он ушел из жизни в апреле 2006 года. Ясность ума, интерес к жизни и общественная активность не оставляли его до последних дней. Интересный факт: познав историю своей страны не только академически, но и, так сказать, практически, Бружеставицкий счел малодушием от чего-либо отрекаться и посему из КПСС перешел в КПРФ. Не разделяя его взглядов, не могу не отдать должное подобной стойкости.