Истории дедушки Сережи. ТВЕРСКОЙ КАЗАХ

истории дедушки Сережи

В том, что город наш, издревле стоящий на перекрестке всех путей, уже в силу этого интернационален, убеждать никого не надо. Однако истории пришельцев, осевших здесь по разным причинам, настолько многообразны, что есть смысл рассказать еще одну.

Необычность ее состоит в том, что причиной принятия тверского гражданства в данном случае стало… ДТП. Да еще случившееся в те времена, когда на каждую проезжавшую машину люди оборачивались.

Впрочем, начну по порядку – со знакомства с героем. Между прочим, с настоящим, без кавычек. Случилось оно 17 лет назад в самом хорошем месте – в бане на Советской.

Кто не знает, что хорошая парная размягчает не только тело, но и душу? Потому, наверное, банные завсегдатаи, как правило, люди добродушные и общительные. И вот однажды самая пропаренная общественность бани номер один, пригласила меня отметить день рождения своего патриарха. Так я познакомился с Балкеном Ивановичем – вполне еще крепким улыбчивым человеком, выглядевшим куда моложе своих 80 лет. Когда же выяснилось, что и рассуждает он весьма здраво и интересно, разговор пошел сам собой. Когда же я узнал, как он прожил свои 80, изумление мое выросло многократно.

«Тверской казах» – звучит несколько странно. Но он действительно тверской – хотя бы потому, что прожил в Твери к тому моменту уже 58 лет. Более тридцати из них проработал на комбинате «Химволокно». Здесь женился, здесь родились и выросли трое его детей. Последние 45 лет он прожил в доме на углу нынешнего проспекта Победы и улицы имени 15-летия Октября, прославив свой двор редким по богатству и красочности цветником, который существует исключительно благодаря его трудам и заботам.

Но казахом от этого он не перестал быть, и хорошо помнит свою родину – североказахстанскую полупустыню Бет-Пак-Дала, что можно перевести как «безжизненная земля», на которой можно выжить, лишь кочуя со стадами самых неприхотливых животных. Так жили многие поколения его предков, зная власть лишь по сборщикам налогов, которые появлялись среди их юрт дважды в году. И какая это была власть – царская ли, советская – им было в общем-то безразлично. Так проходили и его младенческие годы – в кочевьях от реки Сарасу на Севере до Таласа на юге

Но в год «великого перелома», когда Балкену, старшему из семи детей в большой кочевой семье было всего семь лет, власть пришла к ним с непонятным словом «коллективизация», которая свелась к тому, что все стада были собраны вместе, после чего объявили, что больше они кочевникам не принадлежат.

Немногие даже образованные и сведущие люди знали об этой трагедии казахского народа, с которой не сравнятся никакие войны и стихийные бедствия. Практически весь кочевой народ такой «коллективизацией» был обречен на голодную смерть. До сих пор никто не может сказать, сколько людей тогда погибло, но в начале 30-х годов степи Северного Казахстана обезлюдели. Кто мог, бежал на юг, где было ненамного легче. Иманбековы тоже бежали, но это не спасло семью от гибели. Первыми от голода умерли младшие дети. Потом, отправившись добывать пропитание, пропал в безвестии отец Балкена. Вскоре после этого умерла и мать. Балкена – единственного выжившего из всей семьи – взял к себе его взрослый двоюродный брат, работавший в колхозе. Семья брата питалась лишь хлебом, который пекли из смолотого вручную зерна. И того мучительно не хватало. Больше не было ничего. Все детство и юность Балкена помнится им по оодному постоянному ощущению – голоду. До 13 лет у него не было ни обуви, ни одежды, чтобы выйти из юрты в холодное время года. Потому и в школу он до этого возраста не ходил.

И все же до войны он сумел окончить семилетку. Правда, по-русски знал всего несколько слов. В 42-м в Джамбуле, где призывники проходили санобработку, он впервые узнал, что такое баня. А когда по дороге в учебный полк им выдали сухой паек, он впервые увидел краковскую колбасу. Правда, кто-то из старших сказал, что есть ее нельзя, поскольку она свиная. Балкен не очень понимал, почему, но старших у казахов принято слушаться. Поэтому он отдал колбасу единственному в их вагоне русскому парню.

До августа 1943 года он пробыл в учебном полку сначала в Оренбурге, потом в Уфе, где освоил противотанковое ружье. Потом Первый Украинский фронт, бои на Днепре. Вся его фронтовая биография уложилась в полгода. Но кто скажет, что шесть месяцев в пехоте, на передовой – это мало? Три ранения: первое легкое – шрапнелью в голову, по касательной – санитар перевязал, и всё лечение. После второго – множественного, от разрыва мины, когда нога и бок были испещрены следами от осколков – три недели провел в медсанбате, после чего вернулся в часть. К тому времени он успел из своего ружья подбить немецкий танк. Кто знает, чего это стоит не по фильмам «про войну», поймет, сколь заслужена была им медаль «За отвагу», которую он получил. Вообще-то солдат, остановивший бронированное чудовище, заслуживал ордена. Но сам Балкен об этом никогда не думал. А 8 февраля 1944 года он получил третье, самое тяжелое ранение от пули буквально охотившегося за солдатом снайпера. Этой пулей ему пробило легкое – так, что воздух, который он хватал сразу запекшимся ртом, выходил у него из спины вместе с кровью. Чудом не умер он тогда от холода и потери крови в промерзшем окопчике, за рытьем которого и засек его немец. Потом, уже в медсанбате, за ним ухаживал пожилой русский солдат, тоже раненый, называвший Балкена «сынком» и «миленьким».

Потом был госпиталь и знакомый уже запасной полк в Уфе, в котором было так голодно, что многие просились на фронт, чтобы не отдать здесь Богу душу. И Балкен подписался под коллективной просьбой об отправке на фронт. Но его отправили в другой запасной полк, где готовили десантников. Полк базировался в 14 километрах от Калинина, куда и прибыл Балкен в октябре 1944 года, никак не думая, что приезжает сюда навсегда. Но случилось так, что перед отправкой на фронт на строй десантников, выстроившихся на шоссе, налетел пьяный шофер на грузовике. Такое вот дикое ДТП в пору, когда и без того ежедневно гибли тысячи людей. Трое солдат погибли на месте, а Балкен оказался в Черногубовском госпитале, из которого вышел, когда его полк давно уже отбыл на фронт.

Война подходила к концу, и его оставили служить в Калинине, в полку связи, что располагался в Кировском поселке. В 1946 году, когда демобилизовывали его год, он решил остаться на сверхсрочную. Возвращаться-то ему было все равно некуда. В 1947 году женился. Жена, с которой они прожили 53 года, тоже не местная. В начале 30-х годах она вместе с родителями бежала из Белоруссии все от той же коллективизации. Выходит, одним ветром, хоть и в разных направлениях, несло их по жизни. Но тем крепче уцепились они корнями за приютившую их землю…

Ни о чем не жалел тверской казах Балкен Иманбеков. Крепкая от рождения порода помогла ему пройти через горнило жизни, ни от чего не увиливая и не отклоняясь. Об одном лишь печалился, что нет с ним его Марьи Ефимовны, ушедшей из жизни как бы для того, чтобы еще раз испытать его на прочность. Но старый солдат и перед старостью и одиночеством не пасовал…