Истории дедушки Сережи: тверской казах Балкен Иманбеков

истории дедушки Сережи

Кто не знает, что хорошая парная размягчает не только тело, но и душу? Потому, наверное, банные завсегдатаи, как правило, люди добродушные и общительные. И вот однажды самая пропаренная общественность бани номер один, что на Советской, пригласила меня отметить день рождения своего патриарха. Было это не очень давно, всего-то 14 лет назад, а теперь вот, в свете недавнего праздника, вспомнилось очень живо.

Так я познакомился с Балкеном Ивановичем – вполне еще крепким улыбчивым человеком, выглядевшим куда моложе своих 80 лет. Когда же я узнал, как он прожил свои 80, изумление мое выросло многократно.

«Тверской казах» – звучит несколько странно. Но он действительно тверской – хотя бы потому, что к тому времени прожил в Твери уже 58 лет. Более тридцати из них проработал на комбинате «Химволокно». Здесь, в Твери, женился, здесь родились и выросли трое его детей. Квартиру он получил в доме на углу нынешнего проспекта Победы и улицы 15-летия Октября, прославив свой двор редким по богатству и красочности цветником, который сохранялся исключительно благодаря трудам и заботам Балкена Ивановича.

Но казахом от этого он не перестал быть, и хорошо помнит свою родину – североказахстанскую полупустыню Бет-Пак-Дала, что можно перевести как «безжизненная земля», на которой можно выжить, лишь кочуя со стадами самых неприхотливых животных. Так жили многие поколения его предков, зная власть лишь по сборщикам налогов, которые появлялись среди их юрт дважды в году. И какая это была власть – царская ли, советская – им было в общем-то безразлично. Так проходили и его младенческие годы – в кочевьях от реки Сарасу на Севере до Таласа на юге

Но в год «великого перелома», когда Балкену, старшему из семи детей в большой кочевой семье было всего семь лет, власть пришла к ним с непонятным словом «коллективизация», которая свелась к тому, что все стада были собраны вместе, после чего объявили, что больше они кочевникам не принадлежат.

Немногие даже образованные и сведущие люди знали об этой трагедии казахского народа, с которой не сравнятся никакие войны и стихийные бедствия. Практически весь кочевой народ такой «коллективизацией» был обречен на голодную смерть. До сих пор никто не может сказать, сколько людей тогда погибло, но в начале 30-х годов степи Северного Казахстана обезлюдели. Кто мог, бежал на юг, где было ненамного легче. Иманбековы тоже бежали, но это не спасло семью от гибели. Первыми от голода умерли младшие дети. Потом, отправившись добывать пропитание, пропал в безвестии отец Балкена. Вскоре после этого умерла и мать. Балкена – единственного выжившего из всей семьи – взял к себе его взрослый двоюродный брат, работавший в колхозе. Семья брата питалась лишь хлебом, который пекли из смолотого вручную зерна. И того мучительно не хватало. Больше не было ничего. Все детство и юность Балкена помнится им по одному постоянному ощущению – голоду. До 13 лет у него не было ни обуви, ни одежды, чтобы выйти из юрты в холодное время года. Потому и в школу он до этого возраста не ходил.

И все же до войны он сумел окончить семилетку. Правда, по-русски знал всего несколько слов. И что такое баня узнал только в1942-м в Джамбуле, где призывники проходили санобработку. А когда по дороге в учебный полк им выдали сухой паек, он впервые увидел краковскую колбасу. Правда, кто-то из старших сказал, что есть ее нельзя, поскольку она свиная. Балкен не очень понимал, почему, но старших у казахов принято слушаться. Поэтому он отдал колбасу единственному в их вагоне русскому парню.

До августа 1943 года он пробыл в учебном полку сначала в Оренбурге, потом в Уфе, где освоил противотанковое ружье. Потом Первый Украинский фронт, бои на Днепре. Вся его фронтовая биография уложилась в полгода. Но кто скажет, что шесть месяцев в пехоте, на передовой – это мало? Три ранения: первое легкое – шрапнелью в голову, по касательной – санитар перевязал, и всё лечение. После второго – множественного, от разрыва мины, когда нога и бок были испещрены следами от осколков – три недели провел в медсанбате, после чего вернулся в часть. К тому времени он успел из своего ружья подбить немецкий танк. Кто знает, чего это стоит не по фильмам «про войну», поймет, сколь заслужена была им медаль «За отвагу», которую он получил. Вообще-то солдат, остановивший бронированное чудовище, заслуживал ордена. Но сам Балкен об этом никогда не думал. А 8 февраля 1944 года он получил третье, самое тяжелое ранение от пули буквально охотившегося за солдатом снайпера. Этой пулей ему пробило легкое – так, что воздух, который он хватал сразу запекшимся ртом, выходил у него из спины вместе с кровью. Чудом не умер он тогда от холода и потери крови в промерзшем окопчике, за рытьем которого и засек его немец. Потом, уже в медсанбате, за ним ухаживал пожилой русский солдат, тоже раненый, называвший Балкена «сынком» и «миленьким».

Потом был госпиталь и знакомый уже запасной полк в Уфе, в котором было так голодно, что многие просились на фронт, чтобы не отдать здесь Богу душу. И Балкен подписался под коллективной просьбой об отправке на фронт. Но его отправили в другой запасной полк, где готовили десантников. Полк базировался в 14 километрах от Калинина, куда и прибыл Балкен в октябре 1944 года, никак не думая, что приезжает сюда навсегда. Но случилось так, что перед отправкой на фронт строй десантников, выстроившихся на шоссе, был смят грузовиком, за рулем которого сидел пьяный шофер. Трое солдат погибли на месте, а Балкен оказался в Черногубовском госпитале, из которого вышел, когда его полк давно уже отбыл на фронт. Война подходила к концу, и его оставили служить в Калинине, в полку связи, что располагался в Кировском поселке. В 1946 году, когда демобилизовывали его год, он решил остаться на сверхсрочную. Возвращаться-то ему было все равно некуда. В 1947 году женился. Жена Марья Ефимовна, с которой они прожили 53 года, тоже не местная. В начале 30-х годах она вместе с родителями бежала из Белоруссии все от той же коллективизации. Выходит, одним ветром, хоть и в разных направлениях, несло их по жизни. Но тем крепче уцепились они корнями за приютившую их тверскую землю…

От балкеновского корня пошли здесь многие ростки: трое детей, пятеро внуков, и правнуков он дождался.

Да вот печаль: перестал Балкен Иванович в баню ходить, занемог, и так и не знаю я по сей день – жив ли старый солдат, которого ни голодомор, ни снайпер немецкий, никакое лихолетье одолеть не смогли. Некоторых живых сверстников его я знаю: железное поколение, ничто их не берет. Низкий им поклон…