Истории дедушки Серёжи: Декабрист и монахиня. Встреча в Твери.

истории дедушки Сережи / история / история твери

Упоминание об этой встрече обнаружил в статье Галины Лумпановой, опубликованной в последнем выпуске «Записок тверских краеведов», и восхитился: какой материал для любовно-исторического романа! Александр Дюма не прошел бы мимо такого сюжета, тем более, что героем его стал тоже Александр да еще с такой редкостной для холодной России итальянской фамилией – Поджио.

Второго графа Монте-Кристо из него, впрочем, не вышло бы. Отец Александра Витторио Поджио принял российское подданство, будучи лекарем в Одессе. Больших богатств он не нажил, но двух сыновей своих — Иосифа и Александра — кое-какими средствами обеспечил. Оба они стали декабристами, но Александр оказался, как сейчас сказали бы, гораздо круче старшего брата. Ближайший сподвижник Пестеля, ставший членом и Южного, и Северного обществ, он осуществлял связь между ними и был известен в среде декабристов, как крайний радикал — сторонник перехода к республиканскому правлению и убийства царской семьи.

Как ни странно, подобная кровожадность сочеталась в нем с довольно мягким характером, отзывчивостью к чужим бедам и большим обаянием. Как писал один из современников, «все знавшие его не только к нему сильно привязывались, но у многих любовь эта доходила до боготворения». Блестящий гвардейский офицер, к 27 годам достигший чина подполковника, красавец и умница, просто обречен был пленять женские сердца…

Что-то такое, видимо, и произошло с Ольгой Игнатьевой, брат которой Павел был товарищем Александра Поджио по воинской службе. В петербургской квартире Игнатьевых Александр еще до того, как был вовлечен в декабристское сообщество, бывал часто. Взаимная симпатия между ним и Ольгой возникла, видимо сразу, но сколь глубоки были чувства каждого из них, знали, видимо, только они сами. Мы же можем судить о них лишь в свете того, что произошло с ними дальше.

В 1823 году Александр Поджио покинул Петербург, перейдя на службу в Днепровский пехотный полк. Именно с это времени началась его активная деятельность в Южном обществе, возглавляемом Павлом Пестелем.

В декабре 1825 года Поджио тщетно уговаривал Сергея Волконского и других декабристов поднять восстание и на юге, в Тульчине. А после ареста Пестеля строил планы его освобождения.

Всё это ему припомнили во время следствия. Сам он ни от чего не отпирался, сведений о его крайних взглядах у следствия было предостаточно. Потому и осужден был Александр Поджио по первой категории. В зачитанном ему, как и другим декабристам приговоре, было сказано, что все подпавшие под эту категорию подлежат смертной казни через отсечение головы. Но тут же было сказано, что император решил смягчить наказание, заменив казнь вечной каторгой.

Всё, что он пережил в тот момент, Александр Поджио, рассказал в своих «Записках», ставших одним из главных исторических свидетельств об истории декабризма.

Еще одна интересная подробность: первой ротой Преображенского полка, пришедшей на Сенатскую площадь для защиты императора Николая Павловича от бунтовщиков, командовал Павел Игнатьев, близкий друг Александра Поджио и близкий знакомый многих декабристов.

А Ольга Игнатьева вскоре после суда над участниками восстания решила оставить мирскую жизнь и постриглась в монахини под именем Мария.

Ее дальнейшая судьба укладывается в две строки: через 10 лет она становится игуменьей Знаменского монастыря в Осташкове, а с 1849 года игуменья Мария — настоятельница Христорождественского монастыря в Твери. В истории обители сохранилась память о необыкновенной доброте и ласковости игуменьи Марии, главной заботой которой было благолепие монастырских храмов, а также мир и спокойствие в самом монастыре. В его стенах летом 1859 года спустя и произошла встреча настоятельницы с человеком, оставшемся ее единственной любовью.

К тому времени Александр Поджио, уже вступивший в седьмой десяток, все еще оставался красавцем мужчиной. Длинные седые волосы, характерное итальянское лицо в сочетании с русской одеждой, которую он привык носить в Сибири, придали ему облик весьма приметный. Каторга не сломила его. Срок пребывания на ней ему постепенно снижали, так что в 1839 году он вышел на поселение в Иркутской губернии.

В 1851 году Александр Поджио женился на Ларисе Андреевне Смирновой – бедной дворянке, служившей в Иркутске классной дамой. Она была на 25 лет моложе своего мужа. В 1854 году у них родилась дочь Варя. А в 1856 году по амнистии, объявленной императором Александром Вторым, Поджио был восстановлен в дворянских правах, но Сибирь не покинул, пытаясь составить себе состояние на поисках золота. Но, потерпев неудачу, в мае 1859 года направился в Европейскую Россию.

Путь его лежал в имение Знаменское, находившееся в трех верстах от Торопца, куда его с семейством пригласил племянник. По пути он решил заехать в Тверь, чтобы навестить жившего здесь Матвея Муравьева-Апостола, находившегося в родстве с женой племянника.

Матвей Иванович, будучи человеком благочестивым и любителем церковной службы, был знаком с игуменьей Марией, настоятельницей Христорождественского монастыря. Знал он и о давнем знакомстве Александра Викторовича с Оленькой Игнатьевой. Он ли уговорил мать Марию, сама ли она решила пригласить семейство Поджио, не так уж важно. Главное – их встреча состоялась в скромной монастырской келье, в присутствии жены Александра Ларисы Андреевны.

Именно к ней игуменья Мария обратилась со словами: «Вы счастливейшая из женщин! Вы должны посвятить свою жизнь заботе о вашем муже, беречь его, потому что это святой человек!»

О ревности со стороны Ларисы Андреевны говорить не приходится: в своем черном одеянии игуменья выглядела совершенной старушкой…

Эта встреча декабриста Поджио с некогда любившей его женщиной оказалась последней.

Торопецким жителем Александр Викторович не стал, рассорившись с племянником из-за споров о наследстве. В 1863 году он уехал за границу. Жил в Швейцарии и Италии, на родине предков. А умирать приехал в Россию.

Один из хорошо знавших его людей писал об Александре Поджио: «Хотя в жилах его текла итальянская кровь и к Италии он чувствовал естественную нежность, однако в душе он был чисто русский человек и безгранично любил Россию».